«Мы больше не боялись жизни»: История семьи, разбросанной войной и репрессиями
Внучка пограничника ищет родных, чтобы написать историю рода
Маленький пост в одном из пабликов в «ВКонтакте» меня чем-то очень зацепил.
«Прошу помощи в поиске родственников двоюродного брата моего дедушки. Воронов Алексей Алексеевич, 1916 г. р. Был призван Кировским РВК Мурманской области.
Участник обороны Советского Заполярья, за что имеет соответствующую награду. С фронта вернулся» - вот и весь текст. А за ним – невероятная история…
По крупицам
Чем дальше от нас Великая Отечественная война, тем больше туман окутывает воспоминания. Миллионы людей каждое 9 Мая вспоминают своих родных, перенесших тяжкое бремя войны, становятся в строй «Бессмертного полка», но далеко не каждый может рассказать о своих родственниках, прошедших военное лихолетье. Надежда Воронова решила восстановить историю семьи и по крупицам собирает информацию.
Ее дедушка, Георгий Николаевич Воронов, умер через месяц после рождения внучки. Все, что надежда знает о его судьбе, рассказывал ей отец. О детстве Георгий Николаевич почти ничего не говорил, даже о том, где родился. Родные знали, что он сирота – отец, пережив Первую мировую, пропал во время Гражданской войны, мать забрал тиф. О троих оставшихся детях заботился дедушка, а потом они попали в детский дом.
Узнать правду было очень сложно, ведь почти вся информация о нем была засекречена. Дальше вы поймете почему.
- Не так давно рассекретили его учетно-послужную карточку на сайте «Память народа». И я узнала, что дедушка родом из села Николаевка Ивантеевского района Саратовской области. Я сделала запрос в архив и восстановила род с начала XIX века, - рассказывает Надежда.
Судьба у семьи тяжелая. Дядя Георгия Николаевича был священником в местном храме, за что в 1937 году его расстреляли, а всех остальных его родственников репрессировали. Георгий Николаевич этой участи избежал. А потом началась война. Он служил на границе.
Аромат яблок и страх смерти
На фронте Воронов оказался в первые дни войны. Еще в 1939 году он попал в 92-й погранотряд, что базировался на границе с Польшей, в городе Перемышль, где случил начальником маневренной группы. Жизнь на новом месте казалась сказкой: военные квартировали в брошенном местным богачом жилье. На пекарнях пекли белые булки, и солдаты не могли надышаться ароматом яблок. А через два года началась война… Уже на второй ее день здесь предприняли контрудар - бои шли страшные, многие пропали без вести.
Сейчас родные пограничников объединились, чтобы увековечить их память. В планах – написать книгу воспоминаний с семейными историями. Но для этого надо собрать информацию. А биографии бойцов до сих пор засекречены.
- Мы дружим с музеем ФСБ в Москве, там нам предоставили воспоминания пограничников о первом дне войны, которые их попросило написать начальство. Дело в том, что начало Великой Отечественной войны плохо задокументировано, и это очень ценные воспоминания, - продолжает наша собеседница.
Сейчас Надежда надеется найти в Мурманской области родных двоюродного брата своего дедушки – Воронова Алексея Алексеевича. Известно, что он был в числе репрессированных, его сослали в Мурманскую область, а потом, в 1942 году, он ушел на фронт, где проявил себя как смелый и отважный воин, был награжден медалью «За оборону Советского Заполярья».
- Мне важно найти родственников, чтобы рассказать им нашу историю и дополнить ту информацию, что у меня есть, - говорит Надежда.
Она поделилась с нашей редакцией историей своей семьи, которую написала от лица отца, Вениамина Георгиевича. Когда началась Великая Отечественная война, ему было 8 лет.
Когда началась война…
21 июня 1941 года, накануне войны, я, как обычно, гулял на улице. Вдруг услышал, что меня кличет наша девушка-помощница — наступило время ужина. Зайдя домой, я увидел на вешалке две фуражки, но это были не фуражки наших пограничников - я это сразу понял, так как наши были зеленого цвета, а эти - другие: темные и какие-то высокие. Мама вышла мне навстречу и приложила палец к губам: «Тихо!». Меня покормили на кухне, хотя обычно обедали и ужинали мы в гостиной. Как потом оказалось, в доме у нас находились два немецких офицера, отец и еще кто-то из руководящего состава 92-го погранотряда. Они ужинали и разговаривали о своих пограничных делах. Обычно каждый вечер наш и немецкий представители встречались на середине моста (там поперек была нарисована белая полоса, обозначающая границу), то есть пограничники с нашей и немецкой стороны там встречались и обменивались документами. Это была ежедневная процедура.
Перед тем как отправиться ко сну, я почувствовал себя нехорошо: очень болела голова, царапало горло. Мама меня осмотрела и всплеснула руками: «Господи! Ангина!». Она, недолго думая, уложила меня в кровать, а через пару минут вернулась и сделала мне компресс на шею. Я долго маялся, ерзал, но вскоре веки мои налились тяжелым свинцом, и я перестал сопротивляться дреме.
Рано утром мой сон был прерван каким-то страшным грохотом. От страха я вскочил с кровати и спросонья не сразу смог понять, что происходит. Мама крикнула мне: «Быстро одевайся!». Сама она бросилась собирать братишку. Я оделся впопыхах, но так торопился, что надел разные туфли на одну левую ногу. В это же время отец прыгал на одной ноге, натягивая брюки. На ходу застегивая гимнастерку, он побежал на улицу, успев в дверях крикнуть матери, чтобы мы спускались в подвал как можно скорее.
Однако когда мы попытались выйти в коридор, чтобы спуститься в подвал, то увидели, что пули отскакивают от уличной двери, которая выходила на немецкую сторону реки Сан: работал пулемет.
Когда пулемет на время затих, мама схватила в охапку братишку, взяла меня за руку, и мы выскочили на металлический балкон, который шел вдоль дома. Мы очень быстро пробежали по нему и спустились в подвал. Там мы провели около двух часов. Наверху все громыхало - работала артиллерия. Убежище было заполнено женщинами с детьми, ведь в нашем доме жили не только семьи пограничников, но и семьи 99-й стрелковой дивизии.
Вдруг в подвал вбежал пограничник, как выяснилось, его за нами отправил отец:
— Воронова здесь? — крикнул он.
— Да-да, я здесь! — ответила мама.
— Дети с вами?
— Да, со мной!
— Кто еще из погранотряда? — взглянув поверху голов, спросил он.
Из погранотряда в подвале находились еще восемь человек: жены и дети пограничников. Кроме того, с нами захотели бежать некоторые из родственников военнослужащих 99-й стрелковой дивизии.
Пограничник встал в дверях, мы собрались за его спиной:
— Так, все?
— Все!
— За мной! Бегом! Не отставайте! — скомандовал старшина.
Мы выскочили через арку, которая была на углу дома (через нее мы раньше заходили во двор и затем поднимались по металлическим ступенькам на балкон, который шел вдоль здания). Пограничник посмотрел по сторонам, взмахнул рукой, и мы выбежали на улицу, которая шла перпендикулярно к реке, вдоль костела. Но как только мы побежали, с той стороны по нам стал бить пулемет. От мощеной каменной мостовой пули отскакивали со свистом. Несколько человек из нашей группы были убиты.
Когда мы добрались до домов, располагавшихся в верхней части улицы, перед нами открылась ужасающая картина: разбитые двухколесные тачки с узлами, убитые женщины, дети, старики. Они были везде: на дороге, на тротуаре…
Я схватился за ухо: меня оглушил свист, и я почувствовал горячее прикосновение раскаленного металла. Это была пуля. Вдруг раздался крик. Я оглянулся. Кричала молодая женщина. Она прижимала к груди маленький сверток. Ребенок… Пеленка, в которую он был завернут, очень быстро превратилась в кровавую тряпку. По рукам несчастной струилась кровь. И она кричала, сверкая безумными глазами.
Тротуар был усеян битым стеклом. Было чувство, что мы бежим по льду. Поскользнувшись в очередной раз на осколках стекла и больно порезав ногу, я усилием воли поднялся. Мама тянула мне руку, и я схватился за нее. Она с силой дернула меня к себе, и за нашими спинами, на то самое место, где я находился мгновение назад, рухнул балкон, меня обдало горячей пылью.
Вновь заработал пулемет…
Кричали: «Победа!»
9 мая 1945 года холодная дрожь пробежала по всему телу, когда за окнами школы, в которой я учился, раздались оглушительные выстрелы. Память лихорадочно пронесла перед глазами весь ужас пережитого:
«Неужели опять?». Но уже через мгновение сердце наполнилось непередаваемой радостью от осознания того, что мы наконец-то дождались.
— Победа! Победа! — кричали снаружи.
Мы выскочили на улицу. Люди обнимали друг друга и плакали от счастья. Воздух был наполнен запахом пороха, который уже не казался запахом войны и смерти, а гармонично соединился со всеобщим ликованием. Казалось, страх и безнадежность, властвовавшие на протяжении последних четырех лет, мгновенно растворились во всех этих криках, объятиях, слезах и выстрелах. Мы больше не боялись жизни, ведь к нам вернулись наши мечты, надежды и вера, что отныне все изменится, все будет так же, как раньше, до войны, и даже лучше. Тому, кто не пережил того, что довелось увидеть и пережить всем нам, никогда не испытать тех чувств. Тогда нам казалось, что произошло некое соприкосновение с вечностью, как будто мы все в одночасье приблизились к чему-то бесконечному, великому. Слишком многое предвещали крики: «Победа!».
В конце июня наши войска выходили из Румынии и проезжали колоннами через Кагул. Мы, мальчишки, встречали солдат, которые обязательно останавливались, подхватывали нас на руки и радовались: «Русские мальчишки, как мы рады за столько лет увидеть вас, русских!». Они дарили нам леденцы, монеты. С одним из солдат я доехал до конца города на лошади, и он расцеловал меня на прощание как родного. Так мы и встречали наших Победителей каждый день, местные жительницы пекли огромные тазики пирожков с мясом, а я бегал угощать наших воинов. Мне кажется, радость от Победы и благодарность к нашим солдатам, которую мы все испытывали, вряд ли можно передать словами — это нужно пережить.
«Прошу помощи в поиске родственников двоюродного брата моего дедушки. Воронов Алексей Алексеевич, 1916 г. р. Был призван Кировским РВК Мурманской области.
Участник обороны Советского Заполярья, за что имеет соответствующую награду. С фронта вернулся» - вот и весь текст. А за ним – невероятная история…
По крупицам
Чем дальше от нас Великая Отечественная война, тем больше туман окутывает воспоминания. Миллионы людей каждое 9 Мая вспоминают своих родных, перенесших тяжкое бремя войны, становятся в строй «Бессмертного полка», но далеко не каждый может рассказать о своих родственниках, прошедших военное лихолетье. Надежда Воронова решила восстановить историю семьи и по крупицам собирает информацию.
Ее дедушка, Георгий Николаевич Воронов, умер через месяц после рождения внучки. Все, что надежда знает о его судьбе, рассказывал ей отец. О детстве Георгий Николаевич почти ничего не говорил, даже о том, где родился. Родные знали, что он сирота – отец, пережив Первую мировую, пропал во время Гражданской войны, мать забрал тиф. О троих оставшихся детях заботился дедушка, а потом они попали в детский дом.
Узнать правду было очень сложно, ведь почти вся информация о нем была засекречена. Дальше вы поймете почему.
- Не так давно рассекретили его учетно-послужную карточку на сайте «Память народа». И я узнала, что дедушка родом из села Николаевка Ивантеевского района Саратовской области. Я сделала запрос в архив и восстановила род с начала XIX века, - рассказывает Надежда.
Судьба у семьи тяжелая. Дядя Георгия Николаевича был священником в местном храме, за что в 1937 году его расстреляли, а всех остальных его родственников репрессировали. Георгий Николаевич этой участи избежал. А потом началась война. Он служил на границе.
Аромат яблок и страх смерти
На фронте Воронов оказался в первые дни войны. Еще в 1939 году он попал в 92-й погранотряд, что базировался на границе с Польшей, в городе Перемышль, где случил начальником маневренной группы. Жизнь на новом месте казалась сказкой: военные квартировали в брошенном местным богачом жилье. На пекарнях пекли белые булки, и солдаты не могли надышаться ароматом яблок. А через два года началась война… Уже на второй ее день здесь предприняли контрудар - бои шли страшные, многие пропали без вести.
Сейчас родные пограничников объединились, чтобы увековечить их память. В планах – написать книгу воспоминаний с семейными историями. Но для этого надо собрать информацию. А биографии бойцов до сих пор засекречены.
- Мы дружим с музеем ФСБ в Москве, там нам предоставили воспоминания пограничников о первом дне войны, которые их попросило написать начальство. Дело в том, что начало Великой Отечественной войны плохо задокументировано, и это очень ценные воспоминания, - продолжает наша собеседница.
Сейчас Надежда надеется найти в Мурманской области родных двоюродного брата своего дедушки – Воронова Алексея Алексеевича. Известно, что он был в числе репрессированных, его сослали в Мурманскую область, а потом, в 1942 году, он ушел на фронт, где проявил себя как смелый и отважный воин, был награжден медалью «За оборону Советского Заполярья».
- Мне важно найти родственников, чтобы рассказать им нашу историю и дополнить ту информацию, что у меня есть, - говорит Надежда.
Она поделилась с нашей редакцией историей своей семьи, которую написала от лица отца, Вениамина Георгиевича. Когда началась Великая Отечественная война, ему было 8 лет.
Когда началась война…
21 июня 1941 года, накануне войны, я, как обычно, гулял на улице. Вдруг услышал, что меня кличет наша девушка-помощница — наступило время ужина. Зайдя домой, я увидел на вешалке две фуражки, но это были не фуражки наших пограничников - я это сразу понял, так как наши были зеленого цвета, а эти - другие: темные и какие-то высокие. Мама вышла мне навстречу и приложила палец к губам: «Тихо!». Меня покормили на кухне, хотя обычно обедали и ужинали мы в гостиной. Как потом оказалось, в доме у нас находились два немецких офицера, отец и еще кто-то из руководящего состава 92-го погранотряда. Они ужинали и разговаривали о своих пограничных делах. Обычно каждый вечер наш и немецкий представители встречались на середине моста (там поперек была нарисована белая полоса, обозначающая границу), то есть пограничники с нашей и немецкой стороны там встречались и обменивались документами. Это была ежедневная процедура.
Перед тем как отправиться ко сну, я почувствовал себя нехорошо: очень болела голова, царапало горло. Мама меня осмотрела и всплеснула руками: «Господи! Ангина!». Она, недолго думая, уложила меня в кровать, а через пару минут вернулась и сделала мне компресс на шею. Я долго маялся, ерзал, но вскоре веки мои налились тяжелым свинцом, и я перестал сопротивляться дреме.
Рано утром мой сон был прерван каким-то страшным грохотом. От страха я вскочил с кровати и спросонья не сразу смог понять, что происходит. Мама крикнула мне: «Быстро одевайся!». Сама она бросилась собирать братишку. Я оделся впопыхах, но так торопился, что надел разные туфли на одну левую ногу. В это же время отец прыгал на одной ноге, натягивая брюки. На ходу застегивая гимнастерку, он побежал на улицу, успев в дверях крикнуть матери, чтобы мы спускались в подвал как можно скорее.
Однако когда мы попытались выйти в коридор, чтобы спуститься в подвал, то увидели, что пули отскакивают от уличной двери, которая выходила на немецкую сторону реки Сан: работал пулемет.
Когда пулемет на время затих, мама схватила в охапку братишку, взяла меня за руку, и мы выскочили на металлический балкон, который шел вдоль дома. Мы очень быстро пробежали по нему и спустились в подвал. Там мы провели около двух часов. Наверху все громыхало - работала артиллерия. Убежище было заполнено женщинами с детьми, ведь в нашем доме жили не только семьи пограничников, но и семьи 99-й стрелковой дивизии.
Вдруг в подвал вбежал пограничник, как выяснилось, его за нами отправил отец:
— Воронова здесь? — крикнул он.
— Да-да, я здесь! — ответила мама.
— Дети с вами?
— Да, со мной!
— Кто еще из погранотряда? — взглянув поверху голов, спросил он.
Из погранотряда в подвале находились еще восемь человек: жены и дети пограничников. Кроме того, с нами захотели бежать некоторые из родственников военнослужащих 99-й стрелковой дивизии.
Пограничник встал в дверях, мы собрались за его спиной:
— Так, все?
— Все!
— За мной! Бегом! Не отставайте! — скомандовал старшина.
Мы выскочили через арку, которая была на углу дома (через нее мы раньше заходили во двор и затем поднимались по металлическим ступенькам на балкон, который шел вдоль здания). Пограничник посмотрел по сторонам, взмахнул рукой, и мы выбежали на улицу, которая шла перпендикулярно к реке, вдоль костела. Но как только мы побежали, с той стороны по нам стал бить пулемет. От мощеной каменной мостовой пули отскакивали со свистом. Несколько человек из нашей группы были убиты.
Когда мы добрались до домов, располагавшихся в верхней части улицы, перед нами открылась ужасающая картина: разбитые двухколесные тачки с узлами, убитые женщины, дети, старики. Они были везде: на дороге, на тротуаре…
Я схватился за ухо: меня оглушил свист, и я почувствовал горячее прикосновение раскаленного металла. Это была пуля. Вдруг раздался крик. Я оглянулся. Кричала молодая женщина. Она прижимала к груди маленький сверток. Ребенок… Пеленка, в которую он был завернут, очень быстро превратилась в кровавую тряпку. По рукам несчастной струилась кровь. И она кричала, сверкая безумными глазами.
Тротуар был усеян битым стеклом. Было чувство, что мы бежим по льду. Поскользнувшись в очередной раз на осколках стекла и больно порезав ногу, я усилием воли поднялся. Мама тянула мне руку, и я схватился за нее. Она с силой дернула меня к себе, и за нашими спинами, на то самое место, где я находился мгновение назад, рухнул балкон, меня обдало горячей пылью.
Вновь заработал пулемет…
Кричали: «Победа!»
9 мая 1945 года холодная дрожь пробежала по всему телу, когда за окнами школы, в которой я учился, раздались оглушительные выстрелы. Память лихорадочно пронесла перед глазами весь ужас пережитого:
«Неужели опять?». Но уже через мгновение сердце наполнилось непередаваемой радостью от осознания того, что мы наконец-то дождались.
— Победа! Победа! — кричали снаружи.
Мы выскочили на улицу. Люди обнимали друг друга и плакали от счастья. Воздух был наполнен запахом пороха, который уже не казался запахом войны и смерти, а гармонично соединился со всеобщим ликованием. Казалось, страх и безнадежность, властвовавшие на протяжении последних четырех лет, мгновенно растворились во всех этих криках, объятиях, слезах и выстрелах. Мы больше не боялись жизни, ведь к нам вернулись наши мечты, надежды и вера, что отныне все изменится, все будет так же, как раньше, до войны, и даже лучше. Тому, кто не пережил того, что довелось увидеть и пережить всем нам, никогда не испытать тех чувств. Тогда нам казалось, что произошло некое соприкосновение с вечностью, как будто мы все в одночасье приблизились к чему-то бесконечному, великому. Слишком многое предвещали крики: «Победа!».
В конце июня наши войска выходили из Румынии и проезжали колоннами через Кагул. Мы, мальчишки, встречали солдат, которые обязательно останавливались, подхватывали нас на руки и радовались: «Русские мальчишки, как мы рады за столько лет увидеть вас, русских!». Они дарили нам леденцы, монеты. С одним из солдат я доехал до конца города на лошади, и он расцеловал меня на прощание как родного. Так мы и встречали наших Победителей каждый день, местные жительницы пекли огромные тазики пирожков с мясом, а я бегал угощать наших воинов. Мне кажется, радость от Победы и благодарность к нашим солдатам, которую мы все испытывали, вряд ли можно передать словами — это нужно пережить.
«
